«Служила в секретной службе морфлота»: история трансгендера из Таганрога

RostovGazeta публикует монолог Марины о службе в секретных войсках и трансгендерах в Ростове.

Носила юбки только дома

Я родилась и выросла в Таганроге. Еще будучи ребенком я поняла, что у меня такая проблема. И первое, чему мне предстояло научиться: быть в компании тех, кто меня ни за что никогда не поймет, замаскироваться под них. Первые воспоминания такого типа я помню в районе шести-семи лет.

Мои родители были самыми обыкновенными. Мама — медалистка почетного труда, хотя ее профессия не самая большая, она была озеленителем города, попросту — дворником. А папа — рабочий завода, слесарь. Папа ушел очень рано, мне было 13 лет. Он заболел и умер.

О том, что я трансгендер, в моей семье знали только три человека: старший и младший братья, мама. Кому они рассказывали, я не знаю. Но родственники никогда меня не приглашали на свадьбы. Младшего тоже игнорировали, потому что он половину жизни просидел в тюрьме. Старшего звали почти везде.

В тот период, когда подростки начинают осознавать свои гениталии, у меня уже было устойчивое ощущение, кто я. И я не понимала, как это вообще может быть. Как и все подростки я считала себя уникальной, неповторимой и, может быть, чуть-чуть ущербной. Эту ущербность возмещала усердием в учебе. Еще лет с десяти самостоятельно готовила обеды и ужины для всей семьи.

Переодеваться я начала с детских времен, у меня был свой гардероб с платьями, блузками, юбками. Но родители меня настоятельно просили не выходить на улицу в женской одежде, я их слушалась. Зато дома я могла спокойно быть в этом целыми днями.

Тогда испытывала влечение к мужскому полу, но проявлять его никак не могла. Вспомните себя в детстве, для вас мальчики, скорее всего, казались идиотами, помешанными на том-то и том-то. Примерно то же самое у меня. Я видела, что они идиоты, но меня в эту толпу идиотов никак не влекло.

Варила борщи на секретной службе

Гораздо сложнее пришлось, когда попала на службу. Самым опасным днем был день рождения Ленина, 22 апреля, тогда призывали на два направления: Афганистан и военно-морской флот. Так получилось, что меня призвали в этот день и я попала в военно-морской флот (служила на двух флотах: Черноморском и Северном), в секретную службу. Я стала шифровальщиком, работала в секретно-правительственной связи. Если провести аллегорию, то была «красной кнопкой», из-за которой могли начаться военные действия. В уставе на время боевых действий было указано, что люди, имеющие такой доступ к данным, должны быть немедленно расстреляны. У меня всегда с собой был пистолет, а в городе меня сопровождал человек с автоматом.

Поскольку я должна была работать в закрытом пространстве, у меня была отдельная каюта. На корабле такого типа было всего три человека: капитан, я и замполит. Нас отправляли в море на месяц-два.

Общаться с командой я не хотела, поэтому в свободное время в части готовила офицерам. Они, конечно, могли питаться в нашей столовой, но предпочитали домашнюю еду: борщи, пироги, но больше всего им нравилось, как я делаю мясо по-французски.

Когда я отслужила два года, попала в госпиталь, у меня открылась язва желудка. Язва была неоперабельна, меня особо не лечили, только переливали кровь. На самом деле эта болезнь относится не столько к продуктам, сколько к нервным потрясениям. Может быть, глупо скажу, но к тонкой организации души. На службе мне довелось просчитать несколько оперативных поручений, от которых у меня волосы встали дыбом. Потом оказалось, что это были учебные сообщения.

Год я провалялась в госпитале. В общей сложности до трех лет я не дослужила чуть меньше месяца, отправилась домой комиссованной.

«Студенты называли меня Сэм»

Весной я вернулась из армии, а уже летом поступила в университет, обучаться программированию. На самом деле, большинство людей «в теме» (геев, лесбиянок и трассексуалов) стремятся получить хорошее образование, потому что им не приходится рассчитывать на помощь семьи. Даже родители к ним зачастую относятся брезгливо.

Мне нужно было зарабатывать, и все так повернулось, что я устроилась работать в этот же университет. Стала преподавать программирование, мой стаж работы в университете — 17 лет.

Я всю жизнь ходила с длинными волосами, чуть ниже плеч. Не приемлю короткие прически, они меня бесят. И у меня много привычек, которых нельзя назвать мальчишескими. Могу, например, накручивать волосы на палец и все такое прочее.

Что касается одежды, то одевалась в стиле унисекс, чтобы было трудно понять, мальчик я или девочка. Атрибуты женского гардероба у меня были всегда. Мне, например, гораздо приятнее и удобнее носить женское белье. Когда я ехала со службы, то уже была в женских брюках, женском свитере, цветастой куртке.

От рождения у меня нет кадыка, голос не трансформировала, он реальный (женский — RostovGazeta). Жутко ненавижу, когда мне надо переходить на какой-то бас.

Читать лекции женским голосом было весьма проблемно. Люди видели перед собой высокого длинноволосого человека, к которому не знали, как обращаться. Я старалась выводить лекции эмоционально, ставить акценты. Разворачивать дискуссию, в которой я была управляющим звеном.

Если меня спрашивали, кто я, то честно отвечала. Как это ни странно звучит, большинство моих студентов отлично знали, кто я по гендерной идентификации, и спокойно к этому относились. На людях они всегда ко мне обращались официально, по имени и отчеству. В неформальной обстановке они могли обращаться как угодно. Я для этого даже придумала имя, по которому нельзя понять, что я женщина. В те времена было популярно обращаться по никнейму, мой был Sam Fox, все звали меня Сэм. На самом деле, полное имя — Саманта.

Трансгендеры в Ростове

В поисках себя я общалась с разными группами людей. Первая мысль, которая пришла в голову была о том, что я гей. Начала общаться с геями, и поняла, что у нас разные взгляды. Я стараюсь в мужчине видеть опору, защиту, мужскую духовность. Геи, вроде бы, тоже любят мужчину, но совсем по-другому, им нравится столкновение мужских потребностей. Если мускулистый мужчина ищет худого, тоненького гея, то видит ли он в нем девушку? Нет. Он видит в нем мужчину, видит себя.

Когда общалась с бисексуалами, то многие вещи удивляли. Это весьма странные люди, для них больший интерес представляет сексуальное удовлетворение. Им не важно, с кем они общаются, главное — получить удовольствие.

Большую часть времени я общалась с лесбиянками, там я чувствовала себя в своей тарелке. Забота одной девушки о внешнем виде другой, например, — это потрясающе приятно. Мне это по душе.

Я общалась и с трансгендерными людьми, много кого знаю и с тех времен, и с нынешних. У трансгендеров много ресурсов: сайты, форумы, группы вконтакте. Самое удивительное, что когда я подала документы на смену пола в своём городе, то оказалась первой. Хотя я знаю, что там есть еще пять человек с таким же диагнозом, но никто из них не решился пойти на смену.

В Ростове трансгендеров гораздо больше. Там я знаю людей, которые работают в шоу-бизнесе, но не в качестве драг див. Знаю девушку-диджея, которая в прошлом году прошла все операции. Она работает в клубах. Другая девушка больше живет в замкнутом пространстве, занимается рукоделием, продает поделки на улицах города. Сейчас стала активно заниматься самообразованием и, по-моему; уходит в ногтевой сервис.

Приемная дочь

Я не делала никаких операций, меня устраивает мое тело, умею пользоваться тем, что есть. Принимаю только гормоны по мере необходимости. Но не в огромных количествах, чтобы не навредить здоровью.

Я бисексуальна, прожила с женщиной 20 лет. В начале 90-х, в тяжелые времена, от соседки ушел муж, на руках у нее осталась дочка с аутизмом и умственной отсталостью. Поскольку мы жили в одном дворе, я предложила ей помощь. Мы начали совместный бизнес, познакомились ближе, ближе. В конце концов, просто жили вместе. За 20 лет совместной жизни у нас не было совместных детей. Мы жили как лесбиянки, если быть дотошной.

Ее больной ребенок стал мне чуть ли не родным. Я сидела с ней ночами, возила в больницу, иной раз родная мать с ней не рисковала выйти просто погулять, потому что ее затюкали. Я брала ребенка и гуляла. Правда тогда никто не мог понять, кто идет: мама или папа ребенка.

Потом эта женщина умерла. К сожалению, сейчас ребенок живет в интернате. И я здесь ничего поделать не могу. Трансгендеры не имеют права усыновлять детей по закону, ни одна комиссия мне это не разрешит.

Забрал деньги и уехал

Я решила переехать в Москву, живу здесь уже пять лет. Несколько лет не могла найти работу, зарабатывала только фрилансом. Мне приходилось предоставлять работодателям старые документы. Но я выглядела как женщина, поэтому после собеседования мне приходил отказ.

Дело в том, что для смены документов нужно проходить медкомиссию, которая должна в течение месяца наблюдать ваше психологическое состояние. За первую комиссию нужно заплатить 30 тысяч рублей, за вторую — 15. Человек без работы не в состоянии заплатить эти суммы. Хотя многие считают: «Что там сложного? Выставляешь объявление, пара клиентов — и все, деньги в кармане». Но далеко не все могут через это переступить.

Будучи первый раз в столице я столкнулась с мужчиной, у которого было несколько семей. Ситуация такая: я жила с человеком, который приехал на заработки. Он хорошо относился ко мне, заботился, я была на седьмом небе. Потом выяснилось, что у него есть женщина в Москве и еще одна жена с детьми в родном городе. И дети этого мужчины через меня пытаются его найти. Когда это выяснилось, он быстренько слинял со всеми моими деньгами, шмотками и всем остальным. Я осталась чуть ли не на вокзале. Друзья сказали, что у них пустует квартира в Подмосковье, меня приютили.

Когда звонила работодателям, говорила, что я трансгендер. И одна из компаний была заинтересована не столько в том, кто я, сколько в моих знаниях. Я у них работаю до сих пор, уже год. За месяц из обычного программиста стала начальником отдела. Некоторые коллеги пытались надо мной жестоко подшутить, но когда ты трансгендер, то знаешь эти подколы с детства, мне по-барабану. (На улице, за моей спиной, люди могут шептаться или выкрикнуть матерное слово, но мало кто рискнёт сказать что-то плохое дамочке с ростом выше 180… Удар ноги которой может повредить лицо). Я смогла заработать деньги и оплатить комиссии. В мае я получаю новый паспорт.

Если говорить о трансгендерах, то стоит упомянуть, что у них есть свои поклонники, которые предпочитают только отношения с трансгендерами. Эти люди называются адмиреры, их не так уж много. Это, в основном, люди-извращенцы, которые жаждут чего-то новенького. Потом я поняла, что еще некоторые мужчины имеют список тех, с кем хотят переспать: с блондинкой, брюнеткой, тет-а-тет, и еще трансгендером. Для меня это было шоком.

Сейчас я в свободных отношениях. Живу с другом, но как мама и сын. Так получилось, что я одинока, и он тоже остался один. Что касается личных отношений, то у меня есть два мужчины. Честно скажу, один из них женат и поэтому подходит только под категорию любовника. Мы очень-очень редко встречаемся, чтобы пообщаться. Другой уже имел опыт проживания с трансгендером, это как раз адмирер. Это мужчина внушительного возраста, который предпочитает семейную жизнь с транссексуалкой. Сейчас я с ним в ссоре.