Она так и называется: «Люди и ложи. Русские масоны XX века».
Берберова, безусловно, как талантливый писатель и публицист описала многие масонские ритуалы. Известно, что в царской России это движение объединяло немало выдающихся людей. Считается, что именно Берберова впервые опубликовала документы о ведущих русских политических деятелях-масонах.
Писательница, кстати, оставила интересные воспоминания о Нахичевани-на-Дону. Ведь родилась она в очень уважаемой в городе семье.
Ее дедушка Иван Минасович (Минаевич) Берберов получил отличное медицинское образование в Париже. В Нахичевани его ценили и уважали как доктора. Иван Минасович был образованным человеком. Именно он привил своей внучке Нине любовь к европейской культуре, литературе и искусству. Как вспоминала Берберова, у ее деда была трость, которую он купил в Париже. У этой трости был набалдашник из слоновой кости, и в нем была дырочка. Нина смотрела в эту дырочку и видела там Париж, но без Эйфелевой башни. Ведь когда ее дедушка учился в Париже, Эйфелеву башню еще не построили. А трость он купил в магазине у Шарвиля.
Семья Берберовых в Нахичевани жила на углу Софиевской улицы (ныне Первомайская) и 18-й линии. О своем происхождении Нина Берберова пишет: «Я несу как дар судьбы то обстоятельство, что две крови − армянская, южная, и русская, северная, слились во мне и во многом с детства обусловили меня. Эта противоположность, как и целый ряд других противоположностей и даже противоречий, которые я видела и знала в себе, постепенно перестали быть для меня причиной конфликтов: я стала ощущать их как соединение полярностей и сознательно стала радоваться себе как „шву“. Дед мой со стороны отца, Иван Минаевич Берберов, был потомком тех безымянных армян, которые в силу сложного исторического процесса в середине восемнадцатого века оказались на южном берегу Крыма…»
Далее Берберова описывает, как крымские армяне оказались на берегах Дона, как основали и обустроили здесь армянский город Нахичеван и пять армянских сел вокруг, затем вновь возвращается к своим корням. «Дела армян на новом месте пошли завидно хорошо. Деда Ивана Минаевича его отец (видимо, имевший средства) послал в конце 1850-х годов учиться медицине в Париж… Из Парижа дед вернулся врачом, женился, имел семь сыновей и одну дочь и стал известен в округе как доктор-бессребреник, образованнейший из людей своего поколения, обитателей этого − не губернского и не уездного, но какого-то особого, не похожего на другие южнорусские центры − городка. Из семи его сыновей мой отец, Николай Иванович, был третьим. Все мальчики были постепенно высланы в Москву учиться в Лазаревском институте восточных языков… После Лазаревского института все постепенно выходили в университет. Меня всегда восхищала в детстве та симметрия, с которой они каждые два года… сдавали государственные экзамены и выходили в люди стройным рядом всевозможных профессий, словно на подбор: врач, адвокат, математик, журналист, банкир и т. д. И на семейной группе они стояли плечом к плечу: один в штатском, двое других в университетских мундирах, трое в курточках Лазаревского института и один − на коленях у бабушки, в кружевном воротничке, все… рослые, прямые, красивые, старшие − с черными бородами и огненными глазами, младшие − с серьезными лицами, большеглазые и мрачные».
С особой любовью рассказывает Нина Берберова о своем дедушке: «Дедушка Иван Минаевич жил на другом конце России… Это был первый европеец, с которым я столкнулась в жизни… В черном с иголочки сюртуке и белом атласном галстуке, надушенный, расчесанный, он появлялся к утреннему чаю и окидывал быстрым, до самой смерти острым взглядом стол, который ломился от сливок, пирожков, булочек… масла, икры паюсной… балыка, ветчины… колбас, сыров со слезой − он окидывал все это пронзительным взглядом и пил свой стакан чаю с лимоном и сухарем, так как приблизительно в это именно время у него начался, как говорилось в доме, „бзик“ касательно того, что чем меньше есть, тем лучше… „Общество“, к которому всю свою жизнь принадлежал дед, было общество армянское».
Берберова пишет в автобиографическом романе не только о своих армянских корнях. Ведь ее мама, Н. И. Караулова, была дочерью тверского помещика и земского деятеля. «Разницу двух пород я оценила очень рано: лет восьми я поняла, что происхожу из двух различных, хотя и не враждебных миров… С армянской стороны был целый ряд характеров своеобразных и жизней и судеб оригинальнейших. Эта необщность, как я поняла позднее, была заложена в самих людях, в их жизненной энергии, в их могучих желаниях, в их постоянном сознании, что ничего не делается само и что каждый день есть особый день. У них была горячая кровь, сильные страсти, среди них были отъявленные картежники… и передовые люди, боровшиеся за идеи, им дорогие, именами которых были позже названы улицы городов свободной Армении (в 1917 году); среди них были женолюбы, донжуаны… Они бушевали в жизни еще, может быть, и потому, что предки их не спали на боку под портретами царей при зажженной лампаде, но продвигались веками от персидской границы к месопотамской границе, по берегам Черного моря, чтобы возродиться у устья Дона и стать через сто лет аристократией города − денежной и интеллектуальной…»
Говоря о материнской родне, Берберова в «Курсиве…» вспоминает: «В очень русской, очень православной, очень патриархальной семье брак моей матери с моим отцом был воспринят как удар, от которого оправились не скоро. Армянская вера отца казалась чем-то чужим, а сам он − почти иностранцем, южный темперамент внушал опасение; неизвестно откуда пришедший человек, тем не менее, не был отвергнут. Оба любили друг друга, и любили всю жизнь и не расставались никогда, пока не развела их смерть. Если семья моей матери с трудом примирилась с тем, что она вышла замуж за „чужестранца“, то для семьи моего отца это было гораздо сложнее: принять в семью русскую, отцу иметь от нее русских детей − это считалось изменой Армении. Но, конечно, ни та, ни другая сторона запрета не наложила. Свадьба состоялась в январе 1900 года…»
В 1919−1920 годах Нина Берберова часто ходила в городскую нахичеванскую библиотеку, где с удовольствием читала произведения А. Белого. Вообще, воспоминания Нины Берберовой весьма интересны. Например, она рассказывала, как ей пришлось видеть известного художника Мартироса Сарьяна, который нес с Нахичеванского базара большую рыбу, схватив ее за жабры, для того, чтобы писать с нее натюрморт, обложив ее луком и морковью. Берберова вспоминает и о том, как она видела писательницу Мариэтту Шагинян в самодельных шлепанцах и какой-то «куцавейке», видавшей лучшие времена, задумчиво проходившую под окнами семейного дома писательницы, прижав к груди огромную кость, имевшую такой вид, будто ее уже кто-то обглодал.
Вообще, Нина Берберова родилась в Петербурге, где ее отец работал чиновником. В 1919 году семья возвращается в родной город. В 1920 году Берберова вернулась в Петроград.
Здесь Нина знакомится с выдающимися поэтами Серебряного века. Вскоре она выходит замуж за известного поэта В. Ф. Ходасевича. В 1922 году она вместе с мужем уезжает из России. Живет в Германии, затем в Праге, Венеции, Риме. Как вспоминала Берберова, они с Ходасевичем жили у М. Горького, дружили с ним. Затем они с мужем перебрались в Париж.
В Париже они развелись. Но до самой смерти Ходасевича у них были хорошие дружеские отношения. Берберова общалась, дружила и переписывалась со многими выдающимися людьми своего времени.
В 1950 году Нина Берберова переезжает в США. Она выучила английский язык, работала в Нью-Йорке, затем преподавала русский язык в Йельском университете. Являлась профессором литературы.
Надо сказать, что творчество писательницы Нины Берберовой стало хорошо известно советскому читателю лишь в годы перестройки.
Конечно, Нина Берберова была неординарным человеком. Она и после смерти заставила о себе говорить. Согласно последней воле писательницы в течение года после ее смерти в доме, где она жила, зажигался свет. Она завещала также себя кремировать, а прах развеять. Но не просто развеять, а в четырех местах − в Париже, в США на территории Йельского и Принстонского университетов, а также над рекой Делавэр в Филадельфии.
У Берберовой был обширный архив, включающий ее переписку с И. А. Буниным, А. И. Куприным, М. И. Цветаевой и другими выдающимися писателями и поэтами. Теперь этот архив хранится в библиотеке Йельского университета.
Все-таки необычным человеком была Берберова. Не знаю, кого как, но меня впечатлила неординарная просьба писательницы в течение года после смерти зажигать свет в ее доме. По-моему, сильно и символично. Тут о многом можно задуматься.
Но самое главное − это свет памяти в сердцах людей. А вот он не гаснет уже много лет. И это самое лучшее признание для писателя.
Георгий Багдыков