«Отпустите развалюхи, они и без вас проживут!»: шоумен Дибров поразмышлял о Ростове

Нужна ли Ростову массовая высотная застройка? Как сохранить облик города? Какие вопросы остро стоят перед донской столицей, и каким должен быть современный мегаполис — рассказал в беседе с корреспондентом RostovGazeta уроженец Ростова, российский журналист, телеведущий и шоумен Дмитрий Дибров.

— Дмитрий, какие ростовские дома из вашего детства запомнились больше всего?

— Мое детство прошло в университетском доме в самом сердце Богатяновки, на углу Горького и Журавлева. Квартиры здесь населял профессорско-преподавательский состав РГУ, от аспирантов до член-корров. Мой папа, декан филфака Ростовского Университета, тоже получил здесь квартиру, в которой я и провел всю свою ростовскую жизнь.

В конце 60-х годов жители нашего дома стали разъезжаться — им давали жильё в новых домах. Так, семья профессора Ольги Васильевны получила квартиру на Западном. Что такое этот Западный, мы тогда даже не знали — я ни разу в жизни не был дальше «Лендворца» с его колоннами.

Поехали мы как-то раз с бабушкой проведать нашу соседку. Ехали на троллейбусе черт-те куда. И в какой же кошмар попали!

Здесь ничего не напоминало утопающую в акациях Богатяновку с её замысловатыми перилами и лестницами, где тютина, жерделы и вишни, перевесившись через заборы, падали прямо в рот. Это был другой мир, где никаких тебе крылечек с ажурными перильцами и жерделами — пустырь, где между домами-обрубками носится ветер. Тогда не укладывалось в голове: да как таким уродством можно поганить донскую землю?!

— То есть и в 60-е годы людей возмущало появление домов-коробок?

— Да, но возмущался я недолго — до той минуты, когда мне захотелось по маленькому, и Ольга Васильевна открыла дверь в туалет. Я был потрясен. Ничего себе! Туалет в квартире?!

Почти все мои одноклассники на Богатяновке по нужде ходили на двор. А на двери там еще и сердечко было вырезано, чтобы через него все видели, когда в туалете занято. И если занято — придется поплясать на февральском ветру.

А тут еще и быстро выяснилось, что прямо из крана у Ольги Васильевны течет горячая вода! Слава Богу, в нашем университетском доме были газовые колонки. Но я-то знал, как в скрипучих коридорах Богатяновки кипятили воду на керосинках, чтобы залить в рукомойники. А купаться одноклассники ходили в баню на Кировском. Кто порасторопнее — в баню на Ворошиловском.

Знаете, как воняло в мужской бане?

Поэтому, когда мы с бабушкой уезжали от Ольги Васильевны, я смотрел на Западный в заднее окно троллейбуса уже с другим чувством.

— В каком состоянии запомнился исторический облик Ростова?

— Вы писали, что какие-то кретины залезли в дом с ангелами на Московской. Именно в этот дом в детстве я ходил к учительнице по фортепьяно. Ох и воняло же там тогда в подъезде! И не только кошками.

Жалко, конечно, литые перила, которые слямзили. Но что-то мне подсказывает, что балясины по чертежам можно воссоздать. А вот как сделать так, чтобы не воняло?

Сколько себя помню, мы с друзьями — донскими интеллектуалами — вечно размышляли, что делать со Станиславского и всем, что дальше к Дону. И приходили к выводу, что единственный выход — накрыть улицу и весь район вокруг целлофаном.

Заламинировать, как есть. Чтобы будущим поколениям в назидание показывать, во что можно превратить красивейший город Земли.

Это же как надо ненавидеть Ростов и ростовчан, чтобы самим жить в «дворянских гнездах» на Богатяновке, а я имею в виду угол Чехова и Пушкинской, угол Суворова и Журавлева, где обкомовские работники оборудовали свои, как ростовчане называли их, «дворянские гнезда», с паркетом за государственный счет.

А при этом по соседству, на улице Красных Зорь, ежедневно гремела канонада. Это кирпичи с крыш и фасадов со страшным грохотом разлетались вдребезги на тротуаре. Спасибо, хоть не на голове. Но при этом мы страшно любили дворы и крыши этих самых Красных Зорь.

На одной такой крыше в семнадцать встречали Новый Год, смотрели на Батайск, и пели над Доном битловские песни, заглушая кирпичную канонаду.

А в фавелах на Ульяновской мы слушали стихи поэтов Заозерной школы — там жил Виталик Калашников, у которого постоянно гостили Генка Жуков с товарищами, — и не замечали трущобной нищеты, поскольку были богаты.

Тут бы и спросить: а нельзя ли было эти же стихи, да не в столь омерзительной трущобе читать? А вот нельзя. Потому что в «дворянских гнездах» стихи не звучали. Там обсуждались меры по предотвращению их написания.

— Донская молодежь почитала битлов?

— Я прекрасно помню, как с инициативной группой донских предпринимателей и интеллектуалов мы хотели за свои деньги установить на Пушкинском бульваре памятник «Битлз». Разумеется, вся студенческая и научная общественность подхватила эту идею.

Ведь, во-первых, битлы повлияли на всю мировую культуру. В том числе и на формирование всех, кто потом прославил донскую землю — Кайдановский, Башмет, Доризо, Танич, Жигунов, Серебренников, Баста… ну и Дибров, конечно. Все это знатоки и поклонники битловской эстетики.

Во-вторых, если в каком-либо городе планеты появляется памятник четверке из провинции, которая перевернула мир, сам этот город уже не провинция. Наоборот, он часть мировой культуры, и этим изваянием воспитывает в своих обитателях мотивацию к прогрессу.

И что вы думаете? Нашелся хлопотун, имени которого ни я, ни Ростов, конечно, не вспомним. Ведь на то, чтобы создать такой эстетический продукт, как битлы, Башмет или Баста, сил, увы, Господь ему не дал. А прославиться все же хотелось.

И вот с истошным воплем: «Битлы развалили СССР, а Дибров собрался установить им памятник в Ростове!», этот охламон принялся соскребать антибитловско-антидибровские подписи по интернетным сусекам, где день-деньской околачивали сетевые груши такие же ревнители чистоты ростовских улиц, а по сути бездельные охламоны.

Ужас в том, что он их собрал! И руководство города решило лишний раз не дразнить зверя. Как бы карикатурно безграмотен и глуп он ни был, зверь есть зверь. От греха подальше.

А памятник на этом месте все-таки поставили. Но не битлам, игравшим всей планете, а скрипачу, который на Левбердоне играл местным бандитам.

Вот здесь никто из блоггеров не пикнул. Видимо, это их размерчик, как сказал бы Попандопуло. «Масштабчик», — сказали бы мы. Поэтому всякий раз, когда я вижу группу ревнителей чистоты донских кирпичей, я вспоминаю того охламона с его масштабчиком.

Интересно, что сам скрипач Моня был страстным битломаном. Мне рассказывал об этом прославивший его Александр Розенбаум, самым активным образом вписавшийся в нашу инициативную группу.

Студенты помнят, как в один прекрасный день на пороге Ростовского Государственного Строительного университета выросла фигура человека, который сделал неоценимо много для возрождения донского духа — один только цикл «Только шашка казаку» чего стоит! Александр Яковлевич придирчиво осмотрел все макеты будущего памятника, который подготовили студенты донских творческих вузов.

Интересно, что, не сговариваясь, мы с Розенбаумом назвали один и тот же макет победителем. Памятник, который предлагала установить на Пушкинской хрупкая второкурсница, был не просто изваяниям, а сценой. Сценой для тех ее ровесников, кому уже в восемнадцать лет есть, что сказать родному городу. И отныне было бы необязательно для этого забираться в трущобы Ульяновской.

Увы, этому не суждено было сбыться. Урок горький. Благодаря ему я хорошо усвоил, как может обокрасть мой родной город общественная болтовня под руководством необразованных бездельников.

— Но общественники привлекают внимание властей к существующим проблемам с объектами исторического наследия. Разве это не стоит делать?

— Конечно, стоит! Только сначала я попробовал бы робко сформулировать эти самые проблемы. Например, так: нам до слез жалко дворы от Станиславского вниз к Дону, которые в двадцать первом веке вытесняют сталагмиты из стекла и бетона. Нам жалко лодки днищем вверх и рыбец на балконе второго этажа.

Если сформулировано верно, то ясно: болтовней эти проблемы не решить. Будучи лишенной компетентности, подогреваемая единственным желанием себя показать, общественная болтовня, как правило, строится по принципу «Баба Яга против».

Кто бы что ни предлагал в ходе таких дискуссий, все всегда против всего. Считается слабостью согласиться с оппонентом, принять архитектурный проект, одобрить план ремонтных работ.

Как, так-таки согласиться и ничего не оспорить? Зачем тогда собирались? Конформисты! Слабаки!

Справедливости ради, должен сказать, что уж где-где, а в области социальной болтовни моя малая родина идет в ногу со всей планетой.

Один из самых эстетически безупречных городов планеты прекрасно помнит бурные газетные дискуссии 1887 года. «Скелет колокольни», «фабричная труба», «безделушка, продукт скудного художественного чутья» — догадываетесь, о чем это парижане? И не бездельники, а классик Эмиль Золя: «Варварская масса меркантильного зародыша сокрушит Нотр-Дам».

Это об Эйфелевой башне, которая к данной секунде принесла Вечному городу больше дивидендов во всех измерениях, чем что бы то ни было на его территории.

Так как же все-таки удалось наградить Париж самой фотографируемой достопримечательностью мира? А вот как, и только этот путь я рекомендовал бы для Ростова, если хотел бы еще при жизни видеть, как сияет на южном солнце его красота.

Итак, держитесь: Париж просто продал башню Эйфелю, и все заткнулись.

Вот сухая справка: в январе 1887 года Эйфель, государство и муниципалитет Парижа подписали договор, согласно которому Эйфелю предоставлялась в личное пользование эксплуатационная аренда башни сроком на 25 лет, а также предусматривалась выплата денежной субсидии в размере 1,5 млн золотых франков, составившую 25% всех расходов на строительство башни. 31 декабря 1888 года с целью привлечения недостающих средств, создаётся акционерное общество с уставным фондом 5 млн франков. Половина этой суммы — средства, внесённые тремя банками, вторая половина — личные средства самого Эйфеля.

После этого, кто бы что ни говорил, башня была неуязвима. И за те 25 лет, что поначалу было отведено ей жизни по документам, она сумела доказать свою незаменимость и для появившегося вскоре беспроволочного телеграфа, и для радио… Остальное вы знаете.

Так что, если уж мы следуем Парижу в болтовне, остается только пожелать нам последовать Вечному городу и в деле.

— Но ростовчан возмущает массовая застройка исторического центра…

— …И ничего с этим не поделаешь. Эти процессы происходят сегодня во всех мегаполисах мира. Я сказал бы, города линяют, как звери. Только те раз в год, а города раз в столетие. Но столь же неизбежно. И если уж это так, активисты могли бы объединиться с властями в выработке взаимоустраивающих условий, на которых город разрешает предпринимателю строить доходное жилье. Так было всегда.

Да по-моему, так происходит в Ростове и сегодня? Важна деятельность организации «Мой Фасад», слышны голоса краеведов. Если я правильно информирован, претенденту на застройку придется пройти общественную защиту проекта, где будет учитываться этажность, колористика и все остальное, что входит в понятие «архитектурный контекст».

— Но Ростову известны случаи, когда предприниматель, добившись разрешения, пристраивал к объекту архитектурного наследия «нечто», абсолютно не вписывающееся в существующий стиль. С этим что делать?

— Рискую вызвать гнев, но скажу: а ничего. Не только не ужесточать условия продажи/аренды городских объектов предпринимателям, а, наоборот, облегчать их. Никто, кроме предпринимателя, не перетащит Ростов из девятнадцатого в двадцать первый век. Так не надо мешать ему это делать.

Например, наверняка стоял шум: какой, мол, кошмар — монстроидальный бетонный комод посреди и без того истерзанной Богатяновки!

Если бы Саввиди с Логвиненко все это слушали, Ростов не наслаждался бы видом упомянутой Богатяновки с высоты птичьего полета, где находится самый модный сегодня руф-топ, и откуда она вовсе не выглядит жертвой. Гости же Южной столицы не засыпали бы в мягких махровых халатах с логотипом «Ростов Хаят Ридженси», а по-прежнему скрипели бы по соседству видавшими виды советскими койко-местами. С этой точки зрения посмотришь на Хаят — ну да, большой, так и комфорта должно быть много!

Или еще один богатяновский сюжет: как здорово повернулось все в руках умелого предпринимателя, который получил мертвое Кировское трамвайное депо. Какой там теперь развлекательный и ресторанный комплекс. И какое счастье, что никому не пришло в голову возмутиться, почему отдали предпринимателю наш любимый трамвайный парк!

Зато зреет следующий богатяновский фурункул: на углу Красноармейской и Университетского вопит о внимании к себе бывшая электрическая подстанция этого же недействующего ныне трамвайного парка. Там просится центр молодежной культуры. Можно создать целый урбанистический мини парк со студиями, лекторием — и, конечно, ресторанами, чтобы отбить деньги.

Но не дают. Почему? Нет объяснений.

На момент, когда я интересовался, что там, ответ был: склад автозапчастей транспортного управления города. Не жирно ли в центре города ржаветь колесным мостам вместо того, чтобы дать людям возможность создать новую базу для творчества, встреч и опыления друг друга новыми идеями?

И это уже другая проблема. Сформулируем ее так: городским властям надо бы не мешать донским предпринимателям брать на себя страшные расходы на реконструкцию и сохранение объектов донского наследия.

— То есть местные власти, на Ваш взгляд, не должны заниматься вопросами сохранения объектов культурного наследия?

— Им никто не позволит этими вопросами не заниматься. Только вот ответы, которые они дают на эти вопросы, все более отрицательные. Донские предприниматели с досадой рассказывают о невыносимых трудностях по освоению городских объектов.

Вот этот вопрос и должны поднимать доброхоты. Требовать от властей денег на сохранение исторического наследия — это заведомо заводить разговор в тупик. Ни одна городская управа — ни в Нью-Йорке, ни в Токио — не имеет на это средств. Так же, как и нам, им ливневку надо делать, соединять пригороды в транспортные конгломераты, а вы кариатиды прикажете шпаклевать?

Нет, конечно! Но можно потребовать от городских властей облегчить процедуру получения в долгосрочную аренду, а то и в собственность, наиболее ценных городских объектов. Вместо того, чтобы сидеть на них, подобно собаке на сене, грустно следя за полетом штукатурки позапрошлого века на головы современных ростовчан. У самой власти денег нет, а отдать дом предпринимателю — доброхоты заклюют.

Тем временем и в Лондоне, и в Мюнхене власти отдают исторические объекты в руки предпринимателей — разумеется, убедившись вместе с общественностью в добросовестности последних. И вот тут-то активисты и входят!

В качестве примера в Цюрихе приведу историческое пожарное депо в центре города, отданное рестораторам и ставшее знаменитым на весь мир местом обитания сосисок длиной в метр! При этом ни один кирпич восемнадцатого века не пострадал, а только очистился.

В качестве примера в Ростове приведу бутик-отель «39» на Шаумяна. Гости из разных концов страны восхищаются старым городом — кто с крыши, где элегантное бистро, а кто через отреставрированные с любовью старинные окна.

А кто из нас не водил с гордостью друзей из Москвы и Питера в «Раки и Гады», не млел от их восторгов, которые не прекращались и во время походов по всей остальной Барной миле. Правда, здорово?

А вы с владельцами этой мили говорили? О трудностях и арендных выплатах слышали? Так почему бы городским властям не облегчить им жизнь, учитывая их важность для города?

Так вот что нужно: поддерживать частную созидательную инициативу. Не держаться за старые, разрушенные места в ожидании чуда. Отдать их в собственность бизнесу. Притом это касается как властей, так общественных активистов.

А вот на это блоггеры умрут, но не пойдут. И дело не в недоверии к добросовестности предпринимателя. Просто, если полностью отпустить исторический дом на веру коммерсанту… тогда и блоггеры не нужны, все сделается без них. Они-то ведь ни к чему, кроме общественной бучи, и неспособны.

Отпустите развалюхи, не держитесь за них. Ей-богу, они без вас не пропадут. А только ангелы на них расправят крылья.

«Да вот еще, отдать наши любимые горгульи абы кому!» — предвижу возгласы из зала. Да, предприниматели тоже могут ошибиться. Не все одинаково чистоплотны — к этому тоже нужно быть готовыми.

Но даже если счет промахов и побед составит 20:1, а этой единицей будет Бутик-отель «39» с Барной милей вокруг — Ростов выиграл.

Ведь бизнесмены — такие же патриоты Дона, как и мы с вами.

Подготовила Дарья Демидова